Икбаль Дюрре (Турция) — «Современная ситуация в Афганистане и Центральной Азии в контексте cтратегии внешней политики Турции».
Современная ситуация в Афганистане и Центральной Азии в контексте cтратегии внешней политики Турции.
Кандидат политических наук,
эксперт, Турция
В самое последнее время сложилась весьма критическая ситуация в Афганистане, связанная с уходом армии США из этой страны и захватом полноты власти в ней исламским фундаменталистским движением «Талибан». Это не может не отразиться на ситуации, как на Ближнем и Среднем Востоке в целом, так и на регионе бывших советских республик Центральной Азии. На данный момент, мировая общественность и экспертное сообщество заняли выжидательную позицию, наблюдая за тем, как талибы а практике будут реализовывать сделанные ими сразу после обретения власти успокаивающие мировое общественное мнение декларации о том, что они не повторят «экстремистских ошибок» 1996 года.
В принципе, уже на данном этапе возможны некоторые достаточно объектив прогнозы о перспективном развитии ситуации в регионе. Однако они вряд ли будут полноценными без учета места и роли Турции и ее внешней политики на Ближнем Востоке и на более широком евразийском пространстве. Вот уже два десятка лет эта страна играет самостоятельную и значимую роль в развитии непростой ситуации в регионе. Цель данного доклада в том, чтобы показать возможные перспективы развития ситуации в Центральной Азии и Афганистане на фоне исторической эволюции внешней политики Турции.
Часть 1-ая Формирование основ современной внешней политики Турции и ее развитие в течение двух последних десятилетий.
Вплоть до 2002 года в стране правили секулярные кемалистские политические режимы, и их внешнеполитический курс определялся одним фундаментальным основанием – Турция, член НАТО, имела более чем 500-километровую границу с СССР и поэтому в первую очередь выполнять роль форпоста евроатлантического альянса п перед лицом потенциального военного и политического противника. Правда, в 1991 году СССР распался и международная политика Анкары несколько видоизменилась, в ней появился акцент на межтюркскую солидарность и сотрудничество. Однако к началу нового тысячелетия стало очевидно, что правящие практически весь период существования Турецкой Республики секулярные кемалистские политические силы уже растеряли свое прежнее влияние.
Результатом этого стало то, что, начиная с 2002 года Турция получила новый политический фундамент с приходом к власти Партии справедливости и развития (ПСР) во главе с тогда премьер-министром, а ныне президентом Турецкой Республики Реджепом Эрдоганом. Новая партия предложила и новую программную политическую идеологию, опирающуюся на либеральные экономические реформы, стремление к евроинтеграции, при одновременной опоре на принципы ислама в их умеренной интерпретации. Одновременно отметим, что ПСР сама никогда не позиционировала и не позиционирует себя как «исламская» или «исламистская партия». Это внешнее, как правило «экспертное» определение по отношению к партии.
Внешнеполитические принципы взятые тогда на вооружение ПСР были изложены в вышедшей в 2001 году в книге тогдашнего профессора университета «Бейкент» и будущего шефа национальной дипломатии Ахмета Давутоглу «Стратегическая глубина: международное положение Турции».
Основная мысль этой книги – у Турции есть все необходимое, чтобы стать ведущей региональной державой, причем не силовым путем, а исключительно через разумное использование исторического и географического наследия страны. Турция – единственная на евроазиатском пространстве страна, непосредственно выходящая к Балканам, Ближнему Востоку, и Кавказу. Турция, в цивилизационно-культурном смысле – это одновременно Европа и Азия, она является членом НАТО и ОИС. Будучи страной мусульманской с точки зрения вероисповедания большей части населения, но одновременно секулярной и демократической, экономически процветающая и политически стабильная Турция имеет конструктивные связи с арабами, курдами, персами и кавказцами, что является преимуществом Турции и позволяет ей действовать в собственных интересах, а не только в интересах альянсов, в которые она входит.
Другой фундаментальный тезис, вошедший во внешнеполитическую доктрину ПСР состоит в том, что Турция является историческим наследником Османской империи, вплоть до рубежа прошлого и позапрошлого столетия объединявшая большую часть мусульманского мира. Включая его историческую культурно-духовную сердцевину – Аравийский полуостров. По словам Давутоглу «ни одна политическая проблема в регионе не может быть решена без обращения к османским архивам». Общая история и культурные ценности со странами. народы которых когда-то входили в Османскую империю, а также демографические особенности., когда в Турции проживает больше боснийцев, чем в Боснии, албанцев больше, чем в Косово, чеченцев больше, чем в Чечне, абхазов больше, чем в Абхазии, а также имеются многочисленные выходцы из других соседних стран, все это определяет практическую опору на «османское наследие» в формирование практической внешней политики, а также ее тесную причинно-следственную связь с внутренней политикой.
Это внешнеполитическое направление, получившее в экспертном сообществе определение «неоосманизм», а в понятиях политической практики Анкары, определенное как «нулевые проблемы в отношениях с соседями» по региону эффективно работало все первое десятилетие третьего тысячелетия, наряду с «западным» курсом турецкой политики на сближение с Европой и экономическими преобразованиями и дало видимые эффекты. Приблизительно, начиная с 2014 года в турецкой политике, как внутренней, так и внешней, стали наблюдаться серьезные изменения системного характера. Во внутренней политике, это было связано с начавшимися в 2014 году общественными волнениями, кульминацией которых стала попытка военного путча в июле 2016 года, стимулировавшего трансформацию государственно-политической системы Турции из «парламентской республики в президентскую», которая завершилась в 2019 году. Во внешней политике это проявилось в активном военном вмешательстве в соседней Сирии с постоянном присутствием турецкой армии на севере и северо-западе этой страны. Так же сюда следует включить и проблемную ситуацию вокруг Кипра и его шельфа, возможно, богатого газом. Она породила определенное противостояние между Анкарой и рядом стран региона, причем на опасной грани между «холодным» и «горячим» конфликтом.
Такая эволюция турецкого политического курса во второй половине второго десятилетия XXI века активно породила в экспертной среде, опять же преимущественно внешней по отношению к Турции, выводы и идеи, ставшие также и расхожими пропагандистскими штампами в медиа, но не совсем адекватные турецкой политической реальности. Говорят о стремлении президента Эрдогана к установлению сильной личной власти (чуть ли не нового «султаната»), введение в Турции шариата и активной «пантюркистско-исламистской» экспансии на международной арене
Данные изменения турецкой политики имеют прежде всего объективный характер и напоминают известную максиму о том, что политика – э то искусство возможного. Напомним, что 20 лет назад, впервые за 80-ти летнюю историю республиканской Турции кемалисты оказались отодвинутыми от власти, и поэтому проявления оппозиционности власти нынешней, причем в достаточно острой форме, с помощью проявлений общественного недовольства были вполне ожидаемые. Касательно применения силы во внешней сфере (речь идет прежде всего о Сирии) нужно заметить, что начавшаяся в 2011 году «арабская весна» именно в Сирии переросла из народных волнений в полномасштабную и кровопролитную войну. И поскольку ее театр находился в том числе и в непосредственной близости от юго-восточных границ Турции, это положение создавало в том числе экзистенциальную угрозу национальной безопасности страны, осложненную помимо противостояния сторон внутрисирийского конфликта, присутствием там группировки ДАИШ, а также структур РПК. В связи с последней следует напомнить, что официально Анкара рассматривает проблему РПК, не как «курдский национальный вопрос», а исключительно как проблему конкретной вооруженной и незаконной организации, использующей методы террора и насилия для достижения целей, связь которых с курдской национальной проблемой не прослеживается. На наш взгляд, курдская проблема Турции значительно шире и многограннее.
Часть 2-ая Внешнеполитическая ситуация Турции на сегодняшний момент с учетом нового витка «афганской проблемы» и ее последствий для Центральной Азии.
На август-сентябрь 2021 года внешняя военно-политическая ситуация Турции оставалась на уровне, сложившимся за два последних года – военное присутствие в Сирии, Ливии, несколько смягченная ситуация вокруг Кипра и некоторая неопределенность, так же сложившаяся в последние годы, и заключавшаяся в выборе того, с каким «полюсом» международных отношений Анкара войдет в более тесный альянс – с США и НАТО, членом которой Турция является по сей день, но в отношениях с которой появились у Анкары серьезные проблемы, не в последнюю очередь из-за самостоятельной позиции в сирийском конфликте, а также военно-технического сотрудничества с Россией, или же начнется более тесная консолидация трех участников пресловутой «астанинской тройки» - России, Турции и Ирана.
Второе пришествие «Талибана» серьезно переформатировало всю ситуацию. Несмотря на «успокаивающие» заявления представителей талибов, у мировой и региональной общественности и государств ( и Турция в их числе) сохраняются серьезные опасения того, что приход талибов либо породит еще один (наряду с сирийским) очаг «горячего конфликта» на Ближнем и Среднем Востоке, сделав военное противостояние здесь еще более перманентным и eще более усложнив мирное политическое разрешение этого застарелого конфликта. Также продвижение фундаменталистского исламизма на дальше на восток чревато тем, что активизируется кашмирская проблема, также имеющая исламскую составляющую.
Внутри Турции и исламского мира захват Афганистана талибами также вызвал неоднозначную реакцию. Например в выпуске проправительственной и исламски ориентированной газеты Yeni Safaq колумнист Тамер Коркмаз написал: « 20- летняя оккупация Афганистана закончилась с уходом последнего американского солдата,... прошу прощения, террориста. Американо-западный идол повержен. Начинается необычная эпоха. Уже в ближайшие годы западных идолов скинут с их пьедесталов по всему миру». Громко высказался по этому поводу Догу Перинчек – радикально антиамерикански и антизападно настроенный секулярный политик «евразийской» направленности и лидер малочисленной партии «Родина» активно утверждающий в публичном пространстве, что именно озвученные им идеи определяют политику Эрдогана последнего времени. Перинчек заявил: « Триумф Талибана можно сравнить с турецкой освободительной войной после окончания первой мировой. Думаю, что у западного сообщества нет иного выбора, кроме как признать Талибан». Интересно, что реакция на приход Талибана саляфитско-джихадистских джамаатов в Турции и за ее пределами была достаточно сдержанной, а то и негативной. Сдержанно высказался, например, саляфитский джамаат «Конья», о связях которого с «Талибан» и финансовой поддержке последнего в период до 2010 года всем хорощо известно и джамаат «Ван» также саляфитской направленности. Многие турецкие саляфиты отмечают, что шариатское устройство надо стремиться устанавливать и укреплять не в одной, отдельно взятой стране, а распространять его на весь традиционно мусульманский мир. Кроме того, часть саляфитов высказывает мнение, что аль-Каеда и «Талибан» это «девиантные»» ( отклоняющиеся от нормы) течения в исламском сообществе и они захватили Афганистан при опосредованном сотрудничестве с США. Лидеры входящей в орбиту влияния Анкары группы « Хаят Тахрир аш-Шам» ( HTS) в своем заявлении в связи с возвращением к власти движения « Талибан» отметило, что несмотря на исламско-саляфитскую идеологическую основу, HTS является прежде всего, сирийским национальным движением, не противопоставляющим себя западу и готовое с ним сотрудничать ( см. Al-Monitor How will Taliban’s return affect jihadi movements in Turkey and Syria : https://www.al-monitor.com/originals/2021/09/how-will-talibans-return-affect-jihadi-movements-turkey-syria#ixzz77NBDEum1)/
Конкретный политический функционал Анкары в настоящий момент на афганском направлении заключается в попытке оставить в Кабуле, точнее в аэропорту афганской столицы 300-400 десантников-спецназовцев, входивших в состав контингента НАТО в Афганистане, для охраны этого объекта. Талибы не дали на это своего согласия, и турецкий контингент был выведен. Однако они выразили готовность принять техническую помощь от Турции и Катара для реконструкции и поддержания главной воздушной гавани страны в надлежащем состоянии. Турция же связывала свое техническое присутствие в Афганистане с материально-технической поддержкой со стороны США, однако президенту Эрдогану договориться об этом в ходе своего последнего визита в США не удалось. Кроме того, Анкара заявила, что не имеет материальных и иных ресурсов для принятия потенциальной новой волны афганских беженцев. 300 тыс. афганцев в настоящий момент уже находятся на территории Турции.( см. Qatar in Talks with Taliban and Turkey to reopen Kabul airport Al-Monitorhttps://www.al-monitor.com/originals/2021/09/qatar-talks-taliban-turkey-reopen-kabul-airport#ixzz77NBV3Q7G/ , (см. Turkey won’t accept refuge burden Afganistan, Al-Monitorhttps://www.al-monitor.com/originals/2021/08/turkey-wont-accept-refugee-burden-afghanistan#ixzz77NBvbSRT)
Предметом нашего рассмотрения является нынешний «афганский фактор» на перспективу и в контексте внешнеполитической идеологии Турции. Как мы уже упоминали выше тюркский и исламский факторы в ней присутствуют. Однако неверно утверждение, что Анкара стремится к созданию некоего «Великого Турана» и намерена установить свою военную и политическую гегемонию в тюркском мире. Стремление Турции создать некую интегрированную систему тюркоязычных стран столь же понятна и естественна, как стремление России к таким формам культурной интеграции, как «русский мир», или уже достаточно давно существующие Британское и Французское содружества наций. Напомним, что еще 30 лет назад Турция была единственным суверенным тюркским государством, а теперь их уже шесть ( с учетом Азербайджана и стран Центральной Азии), четыре автономные республики в России ( Татарстан, Башкортостан, Тува и Якутия) и административная автономия в Молдове ( Гагаузия). Причем эти отношения уже за три десятилетия накопили определенный опыт. Они являются дорогой не с односторонним(из Турции), а двусторонним движением и рознятся в зависимости от геополитической и геоэкономической специфики конкретной страны. Например, общий объем инвестиций из некоторых тюркских стран бывшего СССР в Турцию превышает объем турецких вложений в эти страны
Приход «Талибана», если иметь в виду более широкий регион Центральной Азии, потенциально означает рост воинственного национализма в формально исламской оболочки. Пуштуны, составляющие костяк талибов – это шестидесятитрехмиллионный ираноязычный горский народ занимает выгодное геополитическое положение на стыке Афганистана, Пакистана и бывшей советской Центральной Азии ( захват власти в Афганистане дает возможность также и выхода к границам Ирана) https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D1%83%D1%88%D1%82%D1%83%D0%BD%D1%8B. Для них, как и для многих горских народов, исповедующих ислам, характерно понимание своих доисламских обычаев как соответствующих исламу, невзирая даже на то, что они явно противоречат Корану и Сунне. Приведем только один пример — в быту у пуштунов, как и еще у многих народов не принято, чтобы дочери наследовали родительское имущество. Между тем в Коране, одна из больших сур «ан-Ниса» (женщины) как раз посвящена, в том числе и принципам распределения наследства среди вдов, дочерей и даже девочек -сирот.
Поэтому, хотя Афганистан исторически не входит в «османское» пространство, он граничит с тюркскими странами, и такой жесткий, «этнический» вариант ислама, может породить эскалацию напряженности в имеющихся на этих территориях проблемных точках, имеющихся в отношениях между, например, таджиками и киргизами, узбеками и киргизами и некоторые другие. Анкара, безусловно, не может быть и не будет равнодушной к этим коллизиям, однако действовать будет исключительно в рамках мирных дипломатических средств. И речь не только о пантюркистской солидарности. Турция также заинтересована в мирном и стабильном Афганистане, населенном единоверцами-мусульманами, и являющимся важным звеном в международных коммуникациях между Востоком и Западом.
Последнее – не просто теоретический вывод, он недавно получил реальное практическое и официальное подтверждение. Президент Реджеп Тайип Эрдоган 21.09. 2021 года выступил с трибуны Генеральной Ассамблеи ООН. Учитывая значимость личности турецкого президента и его объем полномочий, вполне обоснованно утверждать, что это была не просто протокольная речь, а оглашение внешнеполитической доктрины Турецкой Республики. В своей речи г-н Эрдоган наконец дал ответ на вопрос, которого так долго ждали. Он подтвердил приверженность в международных делах политике, проводимой США и развитыми странами Запада, использование в ней потенциала Турции как «евроазиатской» и мусульманской страны, отметил возможную позитивную функцию своей страны в третьем мире (Азии, Африке и Латинской Америке) в целом, а также активное участие Анкары в решении общегуманитарных проблем , такими, как пандемия короновируса и экологическая ситуация.
Интересно, что по такой теме, важной для Турции, как солидарность с тюркскими народами, президент Эрдоган высказался очень дипломатично без потенциальных «острых углов». Он вежливо попросил Пекин обратить внимание на положение тюркоязычных мусульман-уйгуров, традиционно проживающих в западнокитайской провинции Синьцзянь. Это недвусмысленный намек китайским партнерам на то, что Турция не намерена использовать уйгурский фактор для обострения и эскалации возможной напряженности в отношениях с КНР.
Турецкий президент предельно ясно дал понять миру, что единственным политическим инструментом его страны на международной арене будет дипломатия – политическая, экономическая и национально-культурная. Полагаем, что этот курс проявит себя и в регионе Среднего Востока и Центральной Азии.
