Владимир Парамонов — «Двустороннее взаимодействие Китая и стран Центральной Азии в сфере безопасности: Мифы и реальность».

Двустороннее взаимодействие Китая и стран Центральной Азии в сфере безопасности: Мифы и реальность.

Кандидат политических наук (Ph.D.),
основатель/руководитель  аналитической группы
"Центральная Евразия" и одноименного
интернет-проекта, www.ceasia.org.

На протяжении более 130 лет Центральная Азия (ЦА), являвшаяся составной частью сначала Российской империи, а затем СССР, рассматривалась Китаем лишь в контексте китайско-российских и китайско-советских отношений, в том числе в сфере безопасности. Крах СССР создал вблизи западных границ Китайской Народной Республики (КНР) принципиально новую геополитическую конфигурацию. 

С одной стороны, распад Советского Союза и, соответственно, его комплекса безопасности, открывал перед Китаем новые, причем исторически достаточно уникальные, возможности в плане кардинального расширения своего присутствия в ЦА и значительной интенсификации отношений с государствами региона. С другой стороны, в КНР, безусловно, прекрасно осознавали и то, что развитие обстановки в Центральной Азии и вокруг нее будет сопровождаться крайне сложными и очень болезненными процессами, которые могут негативным образом сказаться на безопасности Синьцзян-Уйгурского автономного района (СУАР) и всего Китая.

В этой связи именно партнерское и дружественное взаимодействие с государствами ЦА и их традиционным стратегическим партнером – Российской Федерацией (РФ) в сфере безопасности было и до сих пор остается базовым элементом региональной политики КНР. Учитывая это и многое другое Китай предпочел вырабатывать базовые принципы и налаживать практические механизмы взаимодействия со странами Центральной Азии именно в многостороннем формате и с участием РФ.

Что же касается двустороннего формата, то он получил свое полноценное развитие практически одновременно со становлением ШОС в качестве многопрофильной международной организации и формированием отношений стратегического партнерства между Китаем, Россией и странами Центральной Азии.

После же прихода к власти в КНР руководителей "пятого поколения" во главе с Си Цзиньпином отношения этой державы с государствами ЦА стали ориентироваться на еще более долгосрочные, стратегические, комплексные и масштабные цели. В последние годы эти цели тесно связаны с научно-обоснованной, научно, аналитически, информационно и политически сопровождаемой глобальной инициативой "Пояс и путь". Все это, безусловно, уже отразилось и на сфере безопасности. 

Каковы основные тенденции во взаимодействии Китая и государств Центральной Азии в этой сфере, особенно в свете прихода к власти в Афганистане Движения "Талибан, а также какого рода мифы сопровождают данные  отношения? В попытке ответить на эти довольно сложные вопросы необходимо проанализировать состояние дел в каждом из основных сегментов рассматриваемого формата взаимодействия. Представляется, что такого рода подход существенно облегчит понимание тенденций и в других основных сферах отношений. 

Основные тенденции: мифы и реальность

Сотрудничество между КНР и странами ЦА в сфере безопасности в настоящее время осуществляется в следующих основные сегментах:

-военно-техническом сегменте (сотрудничество подразумевает пока лишь единичные поставки Китаем продукции военного назначения, и, соответственно, послепродажное обслуживание, развивается примерно с 2000 года);

-сегменте проведения совместных учений (взаимодействие предполагает проведение пока разовых мероприятий в основном анитеррористического и пограничного, а в редких случаях - собственно военного характера с Кыргызстаном, Таджикистаном, Казахстаном и Узбекистаном);

-сегменте обеспечения безопасности внешних границ (практическое взаимодействие осуществляется только лишь с Таджикистаном и исключительно с точки зрения финансово-технической поддержки мер по охране его границы с Афганистаном);

-сегменте взаимодействия специальных служб и правоохранительных  органов (что, прежде всего подразумевает обмен информацией, проведение рабочих встреч, консультаций и других мероприятий);

-сегменте урегулирования пограничных вопросов и реализации мер военного доверия (соответствующие договоренности c Казахстаном и Кыргызстаном были заключены до 2000 года, а с Таджикистаном – в 2002 году; после же их выполнения взаимодействие перешло в стадию мониторинга достигнутых соглашений).

Однако, несмотря на казалось бы внушительный перечень сегментов сотрудничества, тесные, активные, широкие и масштабные формы взаимодействия между КНР и странами ЦА в реальности все еще крайне редки, скорее всего, очень эпизодичны, а по каким-то важным вопросам даже отсутствуют. В частности, многие мероприятия (акции, меры и т.п.) или единичны или носят в целом формальный характер, связанный больше с политической / коммерческой конъюнктурой, нежели с глубокой взаимной потребностью в сотрудничестве, кооперации, а тем более – интеграции.

При этом, необходимо понимать, что "продвинутые" формы двусторонних отношений в сфере безопасности, а также их "локомотивы" могут быть связаны лишь со следующими направлениями исключительно военного взаимодействия:

-военным сотрудничеством (данное сотрудничество подразумевает тесные связи в рамках сегментов проведения совместных военных учений, подготовки военных кадров, использования военных и иных объектов);

-военно-экономическим сотрудничеством (взаимодействие в рамках данного сегмента предполагает размещение заказов военного назначения на промышленных предприятиях государств ЦА, создание совместных предприятий для производства и ремонта продукции военного назначения);

-научно-техническим сотрудничеством (связи в рамках данного сегмента предусматривают, прежде всего, проведение совместных научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ). 

Все эти и многие другие принципиально важные элементы преимущественно военного взаимодействия в отношениях КНР и стран ЦА, по сути, не проявляются. Это существенно отличает Китай от той же России, традиционно считающей регион зоной своих особых интересов, в том числе геополитических. Наиболее наглядно это видно на примере такого принципиально важного сегмента отношений в сфере безопасности как использование военных и иных объектов (военного назначения) (карта  №1).

Появившаяся же в 2018 году информация о нахождении в Горно-Бадахшанской автономной области (ГБАО) Таджикистана "большого числа китайских солдат", как минимум, сильно искажена и/или значительно  преувеличена. Тем более, никем официально не подтвержден и не доказан факт присутствия "китайских войск" в ГБАО, на что также указывала в начале 2019 года одна из публикаций такого авторитетного американского издания как "Вашингтон пост" (Washington Post). 

На самом деле, сотрудничество между КНР и Таджикистаном в сфере безопасности развивается не столько в военных сегментах, сколько в основном в сегменте обеспечения безопасности внешних границ. В данном плане интересно подтверждение этого факта известным и авторитетным российским аналитиком по ЦА Дмитрием Поповым в его достаточно подробной статье об отношениях между Китаем и Таджикистаном: "Журналист американской газеты "Вашингтон пост" ошибочно принял одну из построенных КНР пограничных застав в Мургабском районе ГБАО за "форпост" китайских военных в Таджикистане."" 

Как справедливо отмечают сами таджикские эксперты, строительство этих застав осуществляется в рамках соглашения между Китаем и Таджикистаном от 2016 года. Согласно данному соглашению, КНР "финансирует строительство одиннадцати погранпостов и создает 30-40 постов на таджикской стороне границы с Афганистаном. Служить на этих постах будут граждане Таджикистана, тогда как все расходы на содержание и деятельность застав оплачивает китайская сторона". 

Более того, представляется, что именно целям укрепления сотрудничества в сегменте обеспечения безопасности внешних границ подчинены и все до сих пор проводимые таджикско-китайские учения. Поэтому в случае с Таджикистаном взаимодействие с Китаем по проведению совместных учений было бы корректнее рассматривать в качестве неотъемлемой части сотрудничества по обеспечению безопасности внешних границ.

Например, первые совместные антитеррористические (военные) учения на территории Таджикистана были проведены в 2006 году. Следующие двусторонние учения состоялись лишь спустя 9 лет -  в 2015 году. О них упоминается крайне мало. Известно лишь, что в них приняли участие подразделения МВД РТ и Министерства общественной безопасности КНР. Перенос учений ближе к границе с Афганистаном произошел в 2016 году, когда в ГБАО состоялись очередные двусторонние учения, которые сопровождались новыми информационными вбросами.

Так, согласно непроверенным данным со ссылкой на МО РТ, в них "были задействованы около 10 тысяч сотрудников таджикских и китайских силовых структур".По данным же заслуживающим доверия, учения были немасштабными: на уровне "батальона солдат и офицеров мобильных войск МО РТ и одной роты НОАК". После перерыва в несколько лет в 2019 году стороны вновь провели антитеррористические (военные) учения, в которых был задействован батальон мобильных войск МО РТ и одна рота НОАК. Очередные двусторонние учения (тренировки) состоялись в августе 2021 года и в них приняли участие спецподразделения МВД РТ и МОБ КНР предположительно на уровне взводов, несмотря на слухи об их более масштабном характере.

В целом же различные слухи и инсинуации о растущем военном присутствии Китая в Центральной Азии, а тем более – о российско-китайском соперничестве в сфере безопасности, в том числе военно-техническом и иных сегментах, крайне преувеличены. Нельзя исключать и того, что некоторые из подобного рода публикаций носят провокационный, дезинформационный и/или заказной характер.

Тем не менее, все это вовсе не исключает высокой вероятности того, что интенсивность и глубина взаимодействия КНР с отельными странами ЦА в некоторых сегментах, например, в том же военно-техническом сегменте и  сегменте проведения совместных учений, будут только расти. Особенно это вероятно в условиях усложнения ситуации в Афганистане. При этом, также очевидно, что развитие сотрудничества, скорее всего, будет постепенным и затронет лишь заинтересованные в нем государства региона, как например, Таджикистан.

Сам же Китай, скорее всего, продолжит оставлять за Россией право быть ключевым внешним "игроком" или даже "менеджером" в сфере безопасности на постсоветском пространстве, включая в Центральной Азии. Эту тенденцию косвенно не только подтверждают, но и еще прекрасно иллюстрируют исследования ведущего немецкого аналитического центра и, одновременно, крупнейшего европейского аналитический института по изучению Китая "Меркатор" (Mercator Institute for China Studies). Согласно наработкам данного института, основанным на 12-ти летнем мониторинге китайский усилий по предотвращению конфликтов, все без исключения государства ЦА остаются вне основного фокуса КНР (карта № 2).

Карта № 2.

География китайских усилий по предотвращению конфликтов в рамках инициативы "Пояс и путь", 2006-2018 годы

Причем, данное исследование может свидетельствовать не только в пользу того, что между Китаем и Россией существует (и, скорее всего, незыблемо соблюдается) договоренность о разграничении географических зон ответственности, но и косвенно – в пользу некой (возможно, растущей) координации региональных и глобальных усилий Пекина и Москвы. Кроме того, следует предположить и то, что координация усилий может касаться не только сферы безопасности, но и других сфер двустороннего и многостороннего сотрудничества. 

Выводы 

Взаимодействие КНР и стран ЦА в сфере безопасности подвержено влиянию целого ряда факторов, связанных не только с политикой Китая и государств региона, но и с политикой России, а также более широким контекстом международных отношений в том числе вокруг Афганистана.

  Во-первых, представляется, что Китай продолжает рассматривать ситуацию, складывающуюся в Центральной Азии и вокруг нее, не только в качестве новых для себя перспектив и возможностей, но и через призму   потенциальных угроз собственной безопасности. При этом КНР будет продолжать стремится к развитию тесных и доверительных отношений со всеми государствами ЦА без исключения и одновременно признавать ведущую роль РФ в регионе в сфере безопасности, в том числе в военных сегментах.

В-вторых, динамика происходящих вокруг Центральной Азии  процессов обуславливает постоянную корректировку Китаем критериев оценки возникающих угроз своим интересам и, соответственно, алгоритмов реагирования на них. При этом одной из принципиально важных составляющих стратегии Китая в сфере безопасности продолжает оставаться нацеленность на тесное сотрудничество с Россией. Это находит соответствующий отклик и в самой РФ, отражается в растущей координации подходов двух держав по целому спектру вопросов.

В-третьих, базовые элементы стратегии КНР в ЦА в настоящее время концептуально определены и вписаны в рамки глобальной инициативы "Пояс и путь". На современном этапе стратегия заключается в том, чтобы, опираясь на инструменты и проекты этой инициативы, возможности ШОС и тесное партнерство с Россией всячески поддерживать страны региона в решении ими комплекса проблем национальной и региональной безопасности.

В целом, складывающаяся в мире ситуация в еще большей степени подталкивает Китай к поиску новых решений и инициатив по защите своих интересов на региональном и глобальном уровнях, что ведет к усилению для Пекина значения ЦА, РФ и ШОС. Все это должно найти соответствующее более глубокое осмысление и в самих странах Центральной Азии.

В первую очередь, это должно предполагать задачу кардинального усиления междисциплинарной научно-исследовательской работы по региональной тематике, принципиальное повышение ее качества и более тесную координацию соответствующих усилий как в пятистороннем формате государств ЦА, так и в форматах "ЦА+КНР", "ЦА+РФ", "ЦА+РФ+КНР", ШОС, а также других.

В этом плане, представляется, что особого внимания заслуживают два направления:

-поиска новых возможностей и создания устойчивых механизмов для формирования Центральной Азии в качестве уникального пространства геоэкономического и, возможно, как следствие, даже геополитического сотрудничества, а не соперничества мировых и региональных держав;

-поиска крупных, масштабных - "локомотивных" геоэкономических проектов, "строек века", способных обеспечить долгосрочное процветание внутренних районов Евразии, мир и стабильность как минимум для значительной части нашего континента, при этом дав миллионам, если не больше, граждан стран ЦА новые возможности для трудоустройства, развития и социального благополучия.

Как представляется эти возможности и проекты возможны если в Афганистане впервые за десятилетия установится порядок и мир.